Мю Жертвенника c

Субтитры

-Глава LXXXVIII Был стук в дверь и отряд вошел детей Они были чистые и аккуратные, в настоящее время. Их лица сияли с мылом, а их волосы прилипли вниз, они будут Воскресная школа при заряд Салли. Athelny шутили с ним в его драматической, буйный моды, и вы могли видеть, что Он был посвящен их всех. Его гордость за свое здоровье и свое внешность была трогательна. Филипп считает, что они были немного застенчивой в его присутствии, и когда их отец послал от них бежали из комнаты в явном облегчение. Через несколько минут г-жа Athelny появились. Она взяла ее волосы из вьющихся контакты и теперь носит сложный бахромой. На ней было простое черное платье, шляпу с дешевые цветы, и заставлял ее руки, красный и грубой от много работы, в черных перчатках ребенком. "Я иду в церковь, Athelny", сказала она. "Там ничего вы будете хотеть, не так ли?" "Только ваши молитвы, мои Бетти". "Они не будут делать вам много хорошего, ты слишком далеко ушла за это ", она улыбнулась. Затем, обращаясь к Филиппу, она протянула: «Я не могу заставить его ходить в церковь. Он не лучше, чем атеист. "" Разве она не выглядит как вторая Рубенса жена? "воскликнул Athelny. "Если бы не она так великолепно смотрятся в семнадцатом веке костюм? Это своего рода жены замуж, мой мальчик. Посмотрите на нее ". "Я считаю, вы бы заговорить, Athelny" спокойно ответила она. Ей удалось в застегивая перчатки, но прежде чем она пошла она обратилась к Филиппу с пожалуйста, немного смущенной улыбкой. "Вы останетесь на чай, не так ли? Athelny любит поговорить с кем-нибудь, и это Не часто он получает любой, кто достаточно умен ". "Конечно, он останется на чай", сказал Athelny. Потом, когда его жена ушла: "Я делаю точку детей, выезжающих на воскресенье школу, и мне нравится Бетти ходить в церковь. Я думаю, что женщины должны быть религиозным. Я не верю, но я люблю женщин и детей ". Филипп, пуританскую в вопросах истины, был немного шокирован этим воздушным отношения. "Но как вы можете смотреть, как ваши дети учат то, что вы Не думаю, верно? "" Если они красивы я делаю не так много ума, если они не соответствуют действительности. Он просит много, что все должны обратиться к причине, а также к чувство эстетического. Я хотел Бетти, чтобы стать католиком, я бы хотел видеть ее преобразуется в Корона из бумажных цветов, но она безнадежно протестанты. Кроме того, религия является вопрос темперамента, вы поверите, что угодно, если у вас есть религиозный склад ума, и если у вас нет не имеет значения, какие убеждения были заложены в вас, вы будете расти из них. Может быть, религия является лучшей школой нравственности. Это похоже на один из этих препаратов вы, господа, используют в медицине который несет в другую Решение: оно не имеет в себе эффективность, но и позволяет другим быть поглощенным. Вы берете морали, потому что она сочетается с религией, и вы потеряете религия и мораль остается позади. Человек, скорее всего, быть хорошим человеком, если он научился добру через любовь Бог не через прочтение Герберта Спенсера ". Это идет вразрез с идеями все Филиппа. Он по-прежнему смотрел на христианство как унижающее достоинство рабства, который должен быть приведен далеко в любой ценой, это было связано подсознательно в голове с тоскливый услуг в Собор в Tercanbury, и долгие часы от скуки в холодной церкви в Blackstable и нравственность которых Athelny говорил, было для него не более чем часть религии, которая остановку интеллект сохранен, когда он положил в сторону убеждения, которые только сделали это разумно. Но пока он размышлял ответ Athelny, более интересно услышать себя говорят, чем в дискуссии, ворвались в тирадой на католицизм. Для него это было неотъемлемой частью Испании и Испании много значит для него, потому что он был бежал к нему с условностью который во время своей семейной жизни он нашел таким утомительным. С большим жесты и решительным тоном, что он сказал так бросается в глаза, Athelny описал Филипп испанский соборы с их огромным темного пространства, массивный золотой жертвенник, части и роскошный железа работы, позолотой и исчезла, воздух нагруженные благовоний, тишина: Филипп Почти увидел канонов в своих коротких стихари газона, помощников красного цвета, переход от ризницы в хоре, он почти слышал монотонное пение вечерней. Имена, которые Athelny говорилось, Авила, Таррагоне, Сарагосе, Сеговии, Кордова, были похожи на трубы, в его сердце. Он, казалось, чтобы увидеть большой серой груды гранита установлены в старых испанских городах на фоне рыжевато-коричневый пейзаж, дикая, и открытый всем ветрам. "Я всегда думал, что я должен любить, чтобы поехать в Севилью", сказал он случайно, когда Athelny, с одной стороны, резко подняты, помолчал. "Севилья"! Воскликнул Athelny. "Нет, нет, не туда. Севилья: это приводит к виду девочек танцы с кастаньетами, пением в садах на Гвадалквивир, бои быков, оранжево- цветы, мантильи, mantones де Манила. Это Испании комической оперы и Монмартра. Его легкий шарм может предложить постоянное развлечение только для интеллекта, который поверхностна. Теофиль Готье вышли из Севильи все, что он может предложить. Мы, кто придет после него могу лишь повторить свои ощущения. Он вложил большие толстые руки на очевидном и нет ничего, кроме очевидных там, и все это пальцем и заметно изношены. Мурильо является художником ". Athelny встал со стула, подошел к шкафу испанский, опускать переднюю с большим золоченым петли и великолепный замок, и отображается ряд маленьких ящиков. Он достал связку фотографий. "Вы знаете, Эль Греко?" Спросил он. "О, я помню, один из мужчин в Париже был очень впечатлен его". "Эль Греко был художником в Толедо. Бетти не могла найти фотографии я хотел вам показать. It'sa картина Эль Греко, окрашенные в городе, который он любил, и это вернее, чем любой фотографии. Ну и сидите за столом. "Филип вытащил свое кресло вперед, а Athelny установить фотографию перед ним. Он посмотрел на него с любопытством, в течение длительного времени, в тишине. Он протянул руку за другой фотографии, и Athelny передали их его. Он никогда не видел работы этого загадочного мастера, и на первый взгляд он был беспокоит произвольный рисунок: фигуры были чрезвычайно вытянуты; руководители были очень малы, отношения были экстравагантны. Это не реализм, и еще, и еще даже на фотографиях у вас впечатление, о тревожной реальности. Athelny рассказывал охотно, с яркими фразами, но Филипп слышал только смутно, что сказал он. Он был озадачен. Он с любопытством переехал. Эти картины, казалось, предложить какой-то смысл к нему, но он не знал, что Смысл был. Были портреты мужчин с большими печальными глазами, казалось, что вы не знал, что, не было давно монахи францисканского привычке или в Доминиканскую с обезумевшие лица, жесты которого смысле бежали вы, не было Успения Пресвятой Богородицы, было распятие в который художник каким-то чудом чувства смогли предположить, что мясо Мертвое тело Христа было не только человеческое мясо но божественное, и там было Вознесение, в котором Спаситель, казалось, рывок вверх к эмпиреи и все же стоять на воздухе, как неуклонно, как будто это твердый земли: поднятыми руками апостолов, размах их драпировки, их экстатических жестов, дали представление о ликования и святой радости. Фоне почти все небо было ночью, темной ночи души, с дикие облака охвачена странным ветром ада и зажег luridly на непростые Луны. "Я видел, что небо в Толедо снова и снова," сказал Athelny. "У меня есть идея, что при первом Эль Греко приехал в город он был такой ночи, и он сделал так яростные впечатление, что он никогда не сможет уйти от нее ". Филипп вспомнил, как Clutton, пострадавшим от этого странного мастера, чьи работы Теперь он видел в первый раз. Он думал, что Clutton был самым интересным из всех людей, которых он знал в Париже. Его сардонической манере, его враждебная отчужденность, сделал это трудно понять его, но он Казалось, Филипп, оглядываясь назад, что было в его трагической силой, которая искать напрасно, чтобы выразить себя в живописи. Он был человек необычный характер, мистические по обычаю времени, не было наклонившись к мистицизму, который не терпелось с жизнью, потому что он оказался не в состоянии сказать то, что неясные порывы своего сердца предложил. Его интеллект не приспособлены к использованию духа. Это было не удивительно, что он чувствовал глубокое сочувствие с греческого кто придумал Новая техника для выражения стремления его души. Филипп снова посмотрел на серию портретов испанских господа, с оборки и заостренные бороды, лица бледные от трезвого черного их одежда и темноту фона. Эль Греко был художник души, и эти господа, бледный и впустую, а не истощение, но и сдержанность, с их пытали ум, кажется, идти не знают о Красота мира, ибо у них глаза смотреть только в их сердцах, и они ослеплены славой невидимое. Нет художник показал более безжалостно, что в мире есть лишь место прохождения. Души людей, которых он нарисовал говорить на их странные желания их глазами: их чувства чудесным образом острых, а не звуки и запахи и цвета, но и для очень тонкие ощущения души. Благородный прогулки с монашескими сердце в нем, и его глаза видят то, что Святые в своих камерах вижу слишком, и он unastounded. Его губы не губы, улыбка. Филипп, по-прежнему молчал, вернулся к фотографии Толедо, который показался ему Наиболее ареста картину их всех. Он не мог оторвать глаз от нее. Он чувствовал себя странно, что он был на пороге новых открытий в жизни. Он был трепетным чувством приключения. Он задумался на мгновение любви, которая поглотила его любовь казалась очень тривиальный рядом возбуждение, которое сейчас прыгнул в его сердце. Картина он смотрел на был длинный, с дома переполнены на холме, в одном углу мальчик держал в руках большую карту города, а в другом была классическая фигура представляющие реки Тежу, а в небе Богородицы в окружении ангелов. Это был пейзаж чуждо понятие все Филиппа, потому что он жил в кругах, которые поклоняются точный реализм, и все же здесь, как ни странно себя, он почувствовал, реальности больше, чем любой достигнутый мастеров, в чьих шагов смиренно он пытался ходить. Он слышал, как Athelny сказать, что представление было настолько точным, что, когда Граждане Толедо стал смотреть на картину они признали свои дома. Художник нарисовал именно то, что он видел, но он видел глазами дух. Существовал что-то неземное в этом городе от светло-серый. Это был город душа видит бледный свет, не было ни у ночи, ни день. Он стоял на зеленом холме, но зеленые не от мира сего, и оно было окружено Массивные стены и бастионы, чтобы быть штурмовали нет машины или двигатели изобретения человека, но в молитве и посте, на сокрушенных вздохов и умерщвления плоти. Это была крепость Божия. Те, серые дома были сделаны из камня на известных масонов, было что-то Страшно в их аспекте, и вы не знаете, что люди могут жить в них. Вы можете ходить по улицам и быть unamazed, чтобы найти их все пусто, и в то же не пуст, ибо вы почувствовали присутствие невидимого и все же проявляется в каждой внутренней смысл. Это был мистический город, в котором воображение дрогнул, как тот, кто выходит света в темноте, душа шел голый взад и вперед, зная, что непостижимо, и сознательного странно опыта, интимное, но невыразимое, абсолюта. И без удивления, в том, что голубое небо, с реальной действительностью, что не глаз, но Душа признается, со своей стойки света облаками обусловлено странные ветры, как крики и вздохи потерянных душ, вы видели, Богоматерь с платья красного и синего плаща, в окружении крылатых ангелов. Филипп считает, что жители этого города увидели бы появление без удивления, почтительный и благодарны, и пошли своими путями. Athelny говорили о мистических писателей Испании, Тереза ​​де Авила, Сан-Хуан-де-ла Крус, Фрай Луис де Леон, во всех из них было то, что страсть к невидимой которых Филипп чувствуется в картинах Эль Греко: они Казалось, имеют право прикасаться к бестелесной и видеть невидимое. Они были испанцы, их возраст, в котором были трепетный все великие подвиги великий народ: их фантазии были богаты славу Америки и зеленый Острова Карибского моря, в их вен была сила, которая приехала из вековой борьбе с Мур, они были гордиться, потому что они были хозяевами мира, и они чувствовали себя в широком расстояниях, рыжие отходов, снега вершины гор Кастилии, солнце и голубое небо, и цветущие равнины Андалусии. Жизнь была страстной и многообразие, и потому он предложил столько, по их мнению беспокойный стремление к чему-то большему, потому что они были человеческими, они были неудовлетворенным, и они бросили это хотят жизнеспособность их в яростное стремление к невыразимым. Athelny не была недовольна, чтобы найти кого-то, кому он мог читать переводы с которые в течение некоторого времени он развлекался свой досуг, и в его тонкой, вибрирующий голос он прочел песнь души и Христос своим возлюбленным, прекрасная поэма, которая начинается со слов ан уна Noche oscura, и Noche Serena Фрай Луис де Леон. Он перевел их довольно просто, не без мастерства, и он нашел слова, которые Во всяком случае предложил неотесанным величие оригинала. Картины Эль Греко объяснил им, и они объяснили фотографий. Филипп культивируется определенный презрение к идеализму. Он всегда имел страсть к жизни, и идеализм, он наткнулся на, казалось, его по большей части трусливо сокращение от нее. Идеалист удалился, потому что он не мог страдать от толкотни человека толпе, он не в силах бороться и так называемые вульгарные битвы, он был напрасно, и так как товарищи его не возьмет его на его собственной оценке, утешал себя презирать своих собратьев. Для Филиппа его тип был Хейворд, справедливый, вялые, слишком толстый, а то и лысых, по-прежнему лелея остатки своей внешностью и до сих пор деликатно предлагают сделать изысканные вещи в неопределенное будущее; и в конце этого были виски и вульгарным амуры улицы. Это было в ответ от того, что Хейворд представлял, что Филипп требовали жизнь в его нынешнем виде, пошлость, порок, уродство, не обидеть его, он заявил, что хочет человек в его наготе, и он потер его руки, когда экземпляр был до его подлости, жестокости, эгоизма, или похоти: , которая была реальная вещь. В Париже он узнал, что не было ни уродством, ни красоты, но только правда: поиск после красота была сентиментальной. Если бы он не нарисовал рекламу шоколада Менье в ландшафт для того, чтобы бежать от тирании красивости? Но вот он, казалось, божественный что-то новое. Он приходил к ней, все колеблется, в течение некоторого времени, но только сейчас была сознательная на то, он чувствовал себя на грани открытия. Он чувствовал смутно, что здесь было что-то лучше, чем реализма, который он обожали, но, конечно, это не идеализм, бескровный отошел от жизнь в слабости, он был слишком силен, он был мужественный, он принимал жизнь во всех ее живость, уродство и красота, нищете и героизм, он был еще реализм, но реализм было отнести к какой-то высшей поле, в какие факты были преобразованы в более яркий свет, в котором они видели. Он, казалось, видеть вещи более глубоко через серьезные глаза погибших дворяне Кастилии, и жесты святых, которые сначала казались дикими и искаженным, как представляется, есть таинственный смысл. Но он не мог сказать, что это значение было. Это было похоже на сообщение, которое было очень важно для него получить, но это было ему на незнакомом языке, и он не мог понять. Он всегда ищет смысл жизни, а тут ему показалось, что Смысл был предложен, но это было неясным и неопределенным. Он был глубоко обеспокоен. Он видел, что было похоже на правду, на молнии на темном, бурном ночью вы можете увидеть горный хребет. Он, казалось, что человек не должен оставлять свою жизнь на волю случая, но это его воля мощный, он, казалось, что самоконтроль может быть страстным и, как активный, как капитуляция перед страстью, он Казалось, что внутренняя жизнь может быть как многообразия, столь же разнообразны, как и богатые Опыт, как жизнь человека, который завоевал сферы и изучить неизвестные земли. Глава LXXXIX Разговор между Филиппом и Athelny вломились грохотом вверх по лестнице. Athelny открыл двери для детей, возвращаясь из воскресной школы, а также с смехом и криками они вошли Весело спросил их, чему они научились. Салли появилась на мгновение, с инструкцией от своей матери, что отец было, чтобы развлечь детей, пока она чай готов, и Athelny начал рассказывать их друг историй Андерсена. Они не стесняются дети, и они быстро пришли к выводу, что Филипп не был грозным. Джейн пришла и остановилась на нем и в настоящее время уселась на колени. Это был первый случай, когда Филипп в своей одинокой жизни присутствовал в семье круг: его глаза улыбались, как они отдыхали на выставке дети погружены в фею сказки. Жизнь его новый друг, эксцентричный, как это кажется на первый взгляд, казалось, сейчас есть красота совершенной естественности. Салли пришел еще раз. "Итак, дети, чай готов", сказала она. Джейн сняла колени Филиппа, и все они вернулись на кухню. Салли стала накрывать на стол на длинной испанской таблицы. "Мать говорит, что она должна прийти и выпить чаю с тобой?" Спросила она. "Я могу дать детям чай". "Скажи своей матери, что мы должны гордиться и честь, если она будет за нас с ней компании ", говорит Athelny. Казалось, Филипп, что он никогда не мог сказать все без ораторских процветать. "Тогда я буду лежать на ней," сказала Салли. Она вернулась снова в момент с подносом , на котором были караваем, плиты масла и банку клубничного варенья. Пока она поставила все на стол отца своего потешался. Он сказал, что много времени она шла вне, он сказал Филиппу, что она очень гордый, и не будет иметь ничего общего с претендентами на эту честь, которые выстраивались шеренгами в дверь, по двое, за воскресенье школе и жаждали честь сопровождать ее домой. "Вы делаете разговор, отец," сказала Салли, с ее медленными, добродушной улыбкой. "Вы не думаете, смотреть на нее, что помощником портного был мобилизован в армию потому что она бы не сказал, как d'вы к нему и инженер-электрик, инженер-электрик, заметьте, принятых им в целях пить, потому что она отказалась поделиться своими молитвенник с ним в церкви. Я с содроганием думаю, что произойдет, когда она кладет ее волосы ". "Mother'll принести чай по себе," сказала Салли. "Салли никогда не обращает на меня никакого внимания", смеялся Athelny, глядя на нее любят, гордый глаз. "Она идет о своего бизнеса равнодушным к войнам, революциям, и катаклизмов. Как жена она сделает, чтобы честный человек! "Миссис Athelny принесли чай. Она села и начал резать хлеб и масло. Это смешно Филипп видеть, что она относилась мужа, как будто он был ребенком. Она распространилась варенье для него и резать хлеб и масло в удобное для него кусочки есть. Она сняла шляпу и платье в воскресенье, что, кажется, немного жесткой для нее, она была похожа на одну из жен фермеров которого Филипп называл на Иногда вместе со своим дядей, когда он был маленьким мальчиком. Тогда он знал, почему звук ее голоса был знаком с ним. Она говорила так же, как люди вокруг Blackstable. "Какая часть страны d'ты пришел?" Спросил он ее. "Я Кента женщины. Я родом из Ferne. "" Я так и думал. Викарий моего дяди из Blackstable "." That'sa Забавно сейчас ", сказала она. "Мне было интересно, в Церкви сейчас ли какая-либо связь г-н Кэри. Много это время я видел "им. Двоюродный брат мой брак г-н Баркер Roxley фермы, на себя Blackstable Церкви, и я ходил и остаться там часто, когда я была девочкой. Разве это не забавно сейчас? " Она посмотрела на него с новым интересом, и яркость у нее на глазах исчезла. Она спросила его, знает ли он Ferne. Это был довольно деревне примерно в десяти милях от всей стране Blackstable и Викарий пришел на иногда Blackstable за урожай благодарения. Она отметила, имена различных фермеров в районе. Она была рада снова говорить о стране, в которой ее юность прошла, и это было очень приятно ее вспоминать сцены и людей, которые остались в ее памяти с упорством свойственным ей класса. Он дал Филипп странное ощущение тоже. Дыхание сельской местности, казалось, доносил, что в панелями комнату в центре Лондона. Он, казалось, видел жира Кента полей с их величественными вязы, и его ноздри расширены с ароматом воздух, это груженый солью Северного моря, и , что делает его живым и острым. Филипп не оставил Athelnys "до 10:00. Дети пришли, чтобы сказать доброй ночи в восемь и вполне естественно поставить их лица для Филиппа, чтобы поцеловать. Его сердце вышел к ним. Салли только протянул ей руку. "Салли никогда не целует господа, пока она видела их в два раза", сказал ее отец. "Вы должны спрашивать то," сказал Филип. "Вы не должны принимать уведомления о том, что отец говорит:" Салли заметила с улыбкой. "She'sa самый выдержанный молодой женщины", добавил ее родителей. Они поужинали на хлеб и сыр и пиво, в то время как г-жа Athelny ставил детей спать, а когда Филипп пришел на кухню скажи ей спокойной ночи (она сидел там, положив себе и Еженедельное чтение Отправка), она пригласила его сердечно приехать снова. "Там всегда хороший обед в воскресенье, пока Athelny в работу", сказала она, "и It'sa благотворительность прийти и поговорить с ним ". В следующую субботу Филипп получил открытку от Athelny говорят, что они были ожидая, что он к обеду следующего дня, но, опасаясь средства не были такими, что г-н Athelny было бы желание его принять, Филипп написал, что он только пришел к чаю. Он купил большой торт сливы, так что его развлечение должно стоить ничего. Он обнаружил, что вся семья рада видеть его, и торт завершили завоевание детей. Он настаивал на том, что они должны все вместе пьют чай на кухне, и еда была шумно и весело. Вскоре Филипп получил в привычку собирается Athelny это каждое воскресенье. Он стал любимцем с детьми, потому что он был простым и и не влияет, потому что это было настолько очевидно, что он любил их. Как только они услышали его звонок в дверь одного из них выскочил голову из окна убедиться, что это он, а потом они все бросились вниз бурно, чтобы позволить ему дюйм Они бросились в его объятия. За чаем они боролись за право сидя рядом с ним. Вскоре они стали называть его дядя Филипп. Athelny был очень общительный, и мало-помалу Филипп узнал, на различных этапах своей жизни. Он следовал многих профессий, и это произошло с Филиппом, что ему удалось сделать беспорядок все, что он пытался. Он был на чайной плантации на Цейлоне и путешественник в Америке итальянский вина, а его должность секретаря воды компании в Толедо длился дольше, чем любой из его занятий, он был Журналист и некоторое время работал в полиции, суд репортер вечерней газеты; он был помощником редактора бумаги в Мидлендс и редактор другой на Ривьера. Из всех его занятий он собрал забавных анекдотов, которые он сказал с острое наслаждение в своих силах развлечений. Он много читал, главным образом, наслаждаясь книг, которые были необычны, и Он излил свою магазинах заумных знаний ребенка, как осуществление изумление его слушателей. Три или четыре года до крайней нищеты довели его взять на себя работу пресс- представитель крупной фирмы из Drapers, и хотя он чувствовал себя недостойным его работы способности, которые он высоко оценил, твердость его жены и потребности своей семьи сделал его придерживаться. Глава XC Когда он ушел Athelnys "Филипп спустился канцелярии Лейн и по Strand в получить на автобусе в верхней части парламента ул. В одно из воскресений, когда он знал их около шести недель, он сделал это, как обычно, но он найти автобус Кеннингтон "полностью. Это было в июне, но он шел дождь во время день и ночь была сырой и холодной. Он подошел к площади Пикадилли, чтобы получить место, "автобус ждал на фонтан, и когда он прибыл туда редко было больше, чем два или три человека в нем. Эта услуга бежал каждые четверть часа, и ему пришлось некоторое время ждать. Он смотрел праздно на толпу. Трактиры были закрытия, и было много людей, о. Его ум был занят с идеями Athelny был очаровательный подарок предлагаю. Внезапно его сердце остановилось. Он увидел Милдред. Он не думал о ней на несколько недель. Она переходят от угла Шафтсбери-авеню и остановился на жилье до строки кабины мимо. Она смотрела на ее возможности и не было глаза на все остальное. Она была большая черная соломенная шляпа с перьями массы на ней и черного шелка Платье, в то время было модно для женщин носить поездов; дорога была ясна, Милдред и ногу, юбка заднего на земле, и пошел Пикадилли. Филипп, его сердце бьется взволнованно, последовал за ней. Он не хотел говорить с ней, но он спрашивает, где она собиралась в этот час; Он хотел, чтобы посмотреть на ее лицо. Она шла медленно, вдоль и отказался воздуха улицы и так получил через в Regent Ул. Она подошла снова к цирка. Филип был озадачен. Он не мог понять, что она делает. Возможно, она ждала кого-то, и он почувствовал большое любопытство узнать, кто это был. Она догнала невысокий человек в котелке, который гулял очень медленно, в то же направлении, как она сама, она дала ему косой взгляд, как она прошла. Она прошла несколько шагов, пока она не пришла к Свон и Эдгар, затем остановился и ждал, лицом к дороге. Когда мужчина подошел, она улыбнулась. Человек смотрел на нее на мгновение, отвернулся и побрел дальше. Филипп понял. Он был поражен ужасом. На мгновение он почувствовал такую ​​слабость в ногах, что едва мог стоять, а потом ходил за ней быстро, он трогал ее за руку. "Милдред". Она повернулась с насильственными начала. Он думал, что она покраснела, но в безвестности он не мог видеть очень хорошо. Некоторое время они стояли и смотрели друг на другой, не говорить. Наконец она сказала: "Представьте себе, что Вы!" Он не знал, что ответить, он был ужасно потрясен, и фразы, которые преследовали друг друга в его голове, казалось невероятно мелодраматический. "Это ужасно", выдохнул он, почти к самому себе. Она ничего не говорила больше, она отвернулась от него и смотрел вниз на тротуар. Он чувствовал, что его лицо было искажено страдания. "Не существует везде, где мы можем пойти и поговорить?" "Я не хочу говорить", сказала она угрюмо. "Оставьте меня в покое, не так ли?" Его осенила мысль, что, возможно, она остро нуждается в деньгах и не смог позволить себе уйти в этот час. "У меня есть пара государей на меня, если вы в трудном положении ", выпалил он. "Я не знаю, что вы имеете в виду. Я просто шел здесь, на моем пути обратно к моей квартире. Я ожидал встретить одну из девушек из , где я работаю ". "Ради Бога, не лежат сейчас", сказал он. Затем он увидел, что она плачет, и он повторил свой вопрос. "Разве мы не можем пойти и поговорить где-нибудь? Я не могу вернуться в свой номер? " "Нет, вы не можете сделать это", она рыдала. "Я не разрешили взять господ там. Если вы любите я встретил тебя завтра ". Он был уверен, что она не будет поддерживать назначение. Он не собирался отпускать ее. "Нет. Вы должны взять меня где-то сейчас ". "Ну, есть комната, я знаю, но они будут взимать шесть шиллингов за это". "Я не возражаю против этого. Где это? " Она дала ему адрес, и он нарек такси. Они поехали в потертом улице за пределами Британского музея в окрестностях Грей Inn Road, и она остановилась такси на углу. "Они не хотели, чтобы вы подъехать к двери", сказала она. Это были первые слова, одним из них, говорят, так как попадание в кабину. Они прошли несколько метров и Милдред постучал три раза, резко, в дверь. Филипп заметил в фрамужные картона, на котором было объявлено, что Квартиры были дать. Дверь открылась тихо, и пожилым людям, высокая женщина давайте их сюда Она дала Филипп взглядом, а затем обратился к Милдред вполголоса. Милдред привел Филиппа по проходу в комнате на спине. Было уже совсем темно, и она попросила у него матч, и зажег газ, не было мира, и сжигаемого на факелах газа пронзительно. Филипп понял, что он был в темной маленькой спальне с набором мебели, окрашенные выглядеть как сосна слишком большой для него, тюлевые занавески были очень грязные, Решетка была скрыта большим вентилятором бумаги. Милдред опустилась на стул, который стоял рядом с камином. Филипп сел на край кровати. Ему стало стыдно. Он видел теперь, что щеки Милдред были толщиной румяна, брови почернели; но она выглядела худой и больной, и красные на щеках преувеличены зеленовато бледность ее кожи. Она уставилась на бумажный веер в вялой форме. Филипп не мог придумать, что сказать, и он душит в горле, как будто он будет плакать. Он закрыл глаза руками. "Боже мой, это ужасно," простонал он. "Я не знаю, что вы должны суетиться. Я бы думал, что вы были весьма рады ". Филипп ничего не ответил, и в момент, когда она ворвалась в рыдание. "Вы не думаете, что я делаю это, потому мне это нравится, не так ли?" "О, моя дорогая", он плакал. "Мне так жаль, я так ужасно жаль." "Это сделает меня много добра". Опять же Филипп не нашел ничего сказать. Он был отчаянно боятся говорить все, что она могла бы взять на упрек или насмешку. "Где ребенок?" Спросил он наконец. "У меня ее с собой в Лондон. У меня не было денег, чтобы сохранить ее, по крайней Брайтон, поэтому мне пришлось взять ее. У меня есть комната на пути Хайбери. Я сказал им, что я на сцене. Это долгая способ спуститься в Вест-Энд каждый день, но It'sa редких работу найти человека, который будет давать дамам вообще. "" Не будут ли они принять вас обратно в магазин? " "Я не мог получить любую работу сделать в любом месте. Я ходил ногами на поиски работы. Я получил работу один раз, но я был на некоторое неделю, потому что я был странным, и когда я вернулся, они сказали, что они не хотят, чтобы я любого больше. Вы не можете винить их тоже, не так ли? Им места, они не могут позволить себе девочки, которые не являются сильными. "" Ты не выглядишь очень хорошо сейчас ", сказал Филипп. "Я не подходят, чтобы выйти сегодня, но я не мог с собой поделать, я хотел денег. Я написал Эмиль и сказал ему, что я нарушил, но он даже не ответил на письмо ". "Вы могли бы написать для меня". "Я не хотел, а не после того, что произошло, и я не хочу, чтобы вы знали, что я в трудности. Я бы не удивилась, если бы Вы были бы только что сказал мне, что я только получил то, что я заслужил ". "Ты не знаешь меня очень хорошо, вы, даже сейчас?" На мгновение он вспомнил все страдания он перенес на ее счет, и он был больные с воспоминаниями о своей боли. Но это был не более чем воспоминание. Когда он смотрел на нее, он знал, что он не больше не любит ее. Он был очень жалко ее, но он был рад, быть свободным. Глядя на нее серьезно, он спросил себя, почему он был так увлечена своим страсть ее. "Ты джентльмен во всех смыслах Словом, "сказала она. "Ты единственная, которую я когда-либо встречал". Она остановилась на минуту, а затем промыть. "Я очень не хочу просить вас, Филипп, но вы можете уделить мне что-нибудь?" "Хорошо, что у меня есть деньги на меня. Боюсь, у меня только два фунта ». Он дал ей государей. "Я заплачу тебе спиной, Филипп." "О, все в порядке", он улыбнулся. "Вам не нужно беспокоиться». Он ничего не сказал, что он хотел сказать. Они говорили, как будто все это было естественным, и казалось, что она будет идти, к ужасу ее жизни, и он будет в состоянии сделать ничего, чтобы предотвратить его. Она встала, чтобы взять деньги, и они оба стояли. "Могу ли я держать вас?" Спросила она. "Я полагаю, вы хотите, чтобы добраться домой". "Нет, я не спешу", ответил он. "Я рад иметь возможность садиться". Эти слова, все они подразумевают, вырвал свое сердце, и это было ужасно больно см. усталый, каким образом она опустилась на стул. Молчание длилось так долго, что Филипп в смущение закурил. "Это очень хорошо, что вы не сказали ничего неприятного для меня, Филипп. Я думал, вы могли бы сказать, что я не знал, что все ". Он видел, что она плачет снова. Он вспомнил, как она пришла к нему, когда Эмиль Миллер покинули ее, и как она плакала. Воспоминание о ее страданиях и о своем унижении, казалось, сделать более подавляющее сострадание, он чувствовал теперь. "Если бы я только мог из него выйти", она застонала. "Я ненавижу это так. Я непригодными для жизни, я не такой Девушка за это. Я сделаю все, чтобы уйти от этого, я бы Слуга, если бы мог. Ах, если бы я был мертв. "И в жалости к себе, она сломалась сейчас полностью. Она рыдала истерически, и ее тонкие тела был потрясен. "Ах, вы не знаете что это такое. Никто не знает, пока они не сделали это ". Филипп не мог видеть ее крик. Он мучил ее ужас положение. "Бедный ребенок", прошептал он. «Бедный ребенок». Он был глубоко тронут. Вдруг у него вдохновение. Это наполнило его идеальным экстаз от счастья. "Послушайте, если вы хотите получить от него, у меня есть идея. Я ужасно тяжело на сейчас, я должен быть как экономические, как я могу, но у меня есть своего рода маленькую квартирку в настоящее время в Кеннингтон и у меня есть свободная комната. Если вы любите вы, и ребенок может прийти и жить там. Я плачу женщина три пенсов в неделю, чтобы сохранить место чистым и сделать небольшой готовит для меня. Вы можете сделать это и ваша пища не придет гораздо больше, чем деньги, которые я должен сэкономить на ней. Это не будет стоить больше, чтобы Подключение двух, чем один, и я не думаю, ребенок ест много ". Она перестала плакать и посмотрела на него. "D'вы хотите сказать, что вы могли бы принять меня после всего, что случилось?" Филипп покраснела от смущения на то, что он должен был сказать. "Я не хочу, чтобы вы поймите меня. Я просто даю вам комнату, которая не будет стоить ничего мне и пищу. Я ничего не жду от вас больше, чем, что вы должны сделать то же самое, что Женщина, которую я имею в делает. Кроме того я ничего не хочу от вас на всех. Я осмеливаюсь сказать, что вы можете приготовить достаточно хорошо для этого. " Она вскочила на ноги и собирается прийти к нему. "Вы хорошо для меня, Филипп". "Нет, пожалуйста, прекратите, где вы находитесь", сказал он поспешно, протягивая руку, как будто оттолкнуть ее. Он не знал, почему это было, но он не мог смириться с мыслью, что она должна касаться его. "Я не хочу быть чем-то большим, чем друг к Вам. " "Вы хорошо для меня", повторила она. "Вы хорошо для меня." "Означает ли это, ты придешь?" "Да, я сделаю все, чтобы уйти от этого. Вы никогда не пожалеете, что вы сделали, Филипп, никогда. Когда я пришел, Филипп? "," Вы лучше приходите завтра ". Вдруг она расплакалась снова. "Что же ты плачешь сейчас?", Он улыбнулся. "Я так благодарна вам. Я не знаю, как я никогда не может сделать это до Вы? " "О, все в порядке. Лучше пойти домой ". Он написал адрес и сказал ей, что если бы она пришла в 5:30 он будет готовы к ней. Это было настолько поздно, что он должен был идти домой, но он, казалось, не долгий путь, потому что он был опьяненный от радости, он, казалось, ходить по воздуху. Глава XCI На следующий день он встал рано, чтобы сделать помещение готово к Милдред. Он сказал женщине, которая ухаживала за ним, что он не хотел ее больше. Милдред пришли около шести, и Филипп, который наблюдал из окна, спустился, чтобы ее и помочь ей принести свой багаж: она состояла в настоящее время не более три больших участков, завернутые в оберточную бумагу, потому что она была вынуждена продать все, что было не совсем нужное. Она была такой же черном шелковом платье она носила накануне, и, хотя она была Теперь не румян на щеках, было еще около глаза черные, которые остались После поверхностного мытья утром: он сделал ей выглядеть очень плохо. Она была жалкая фигура, как она вышла из такси с ребенком на руках. Она, казалось, немного застенчивый, и они ничего не нашли, но обычным, что сказать друг с другом. "Итак, вы получили здесь все в порядке". "Я никогда не жил в этой части Лондона раньше". Филипп показал ей комнату. Это была та, в которой Кроншо умер. Филипп, хотя он и думал, что это абсурд, никогда не нравилась идея о возвращении к нему; и после смерти Кроншо, он оставался в маленькой комнате, спали на откидывающийся кровать, в которой он впервые приехал для того, чтобы сделать его другом комфортно. Ребенок спал спокойно. "Вы не узнаете ее, я думаю," сказал Милдред. "Я не видел ее с тех пор мы отвезли ее в Брайтон». "Куда я положил ее? Она так тяжело, я не могу нести ее очень долго ". "Я боюсь, у меня нет колыбели," сказал Филип, с нервным смешком. "О, она будет спать со мной. Она всегда делает ". Милдред положить ребенка в кресло и оглядела комнату. Она признала, большинство вещей, которых она знала в своей старой раскопки. Только одно было новым, голову и плечи Филиппа который был Лоусон окрашены в конце предыдущего лета, она висела над камином, Милдред посмотрел на него критически. "В каком-то смысле мне нравится и в некотором смысле я не делаю. Я думаю, вы лучше выглядит, чем это. "" Все смотрят вверх ", смеялся Филипп. "Ты никогда не говорил мне, что я красивее раньше". "Я не один беспокоиться о себе взгляды мужчин. Я не люблю красивых мужчин. Они слишком тщеславны для меня. "Ее глаза путешествовали по комнате в инстинктивный поиск зеркало, но не было никого, она подняла руку и погладил ее большой бахромой. "Что будет с другими людьми в доме говорят пребывание здесь?" Спросила она вдруг. "О, есть только человек и его жены, живущих здесь. Он весь день, и я никогда не видел ее только в субботу, чтобы оплатить аренду. Они держат исключительно для себя. Я не говорил два слова одного из них так как я пришел ". Милдред вошла в спальню, чтобы отменить свои вещи и спрятал их. Филипп пытался читать, но его дух был слишком высоким: он откинулся на спинку стула, курить, и с усмешкой смотрел на спящего ребенка. Он чувствовал себя очень счастливым. Он был совершенно уверен, что он вовсе не был влюблен в Милдред. Он был удивлен, что старые чувства оставил его до такой степени, он разглядел в Сам слабое физическое отталкивание от нее, и он подумал, что если бы он прикоснулся к ней это дало бы ему гусиная. Он не мог понять себя. В настоящее время стучится в дверь, она пришла снова. "Я говорю, вам не нужно стучать", сказал он. "Вы сделали тур по особняк?" "Это наименьший кухня, которую я когда-либо видел." "Вы увидите, что достаточно большой, чтобы готовить наших роскошные трапезы ", он ответил серьезно. "Я вижу, что нет ничего дюйма Мне лучше пойти и получить что-то. " "Да, но я осмелюсь напомнить вам, что мы должны быть дьявольски экономический". "Что я получу за ужин?" "Вам лучше получить то, что вы думаете, что может готовить, «смеялся Филипп. Он дал ей немного денег, и она вышла. Она пришла за полчаса позже, и положил ее покупки на стол. Она задыхалась от восхождения лестницы. "Я говорю, вы анемией," сказал Филип. "Я должен вам дозу таблетки Blaud в." "Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти в магазинах. Я купил печени. Это вкусно, не правда ли? И вы не можете есть много, так что это более экономично, чем мясо мясника ". Существовал газовая плита на кухне, и когда она надела на печень, Милдред пришел в гостиной, чтобы накрывать на стол. "Почему вы только прокладка в одном месте?" Спросил Филипп. "Разве вы не собираетесь съесть что-нибудь?" Милдред покраснела. "Я думал, вы не захотите, чтобы у меня мое питание с тобой". "Почему на Земле нет?" "Ну, я всего лишь слуга, не так ли?" "Не будь ослом. Как можно быть таким глупым? "Он улыбнулся, но она дала ему смирение любопытный поворот в его сердце. Бедняжка! Он вспомнил, что она была, когда он впервые узнал ее. Он заколебался на мгновение. "Не думаю, что я предоставление какой-либо выгоды от Вы, "сказал он. "Это просто бизнес-договоренности, я даю вам проживание и питание в обмен на Вашу работу. Вы не должны мне ничего. И нет ничего унизительного для вас в этом. " Она ничего не ответила, но слезы катились тяжело по ее щекам. Филипп знал из своего опыта в больнице, что женщины в своем классе посмотрел на службу в качестве унижающего достоинство: он не мог избавиться от ощущения, немного нетерпеливы с ней; но он винил себя, потому что было ясно, что она устала и плохо. Он встал и помог ей положить в другое место за столом. Ребенок не спит сейчас, и Милдред был подготовлен Продовольственной некоторые Меллина для него. Печень и бекон были готовы, и они сели. Ради экономики Филипп отказался от питья, кроме воды, но у него в дом 1/2 бутылки виски, и он подумал бы ничего Милдред хорошо. Он делал все возможное, чтобы сделать ужин проходит весело, но Милдред была покорена и исчерпаны. Когда они закончили, она встала, чтобы положить ребенка спать. "Я думаю, что вы будете делать так, чтобы включить в начале себя," сказал Филип. "Ты выглядишь абсолютной сделать вверх." "Я думаю, что будет после того, как я вымыты». Филипп закурил трубку и начал читать. Приятно было услышать кто-то двигались в соседней комнате. Иногда его одиночество было угнетало его. Милдред пришел, чтобы убрать со стола, и он услышал стук тарелок, умываясь вверх. Филипп улыбнулся, как он думал, как это характерно было, что она должны сделать все, что в черном шелковом платье. Но у него была работа, и он принес его заказать к столу. Он читал медицины Ослера, который недавно занял место в студенческом пользу работы Тейлора, в течение многих лет учебника большинство в использовании. Настоящее Милдред вошла, катились ее рукавами. Филипп дал ей случайный взгляд, но не двигалась; случаю было любопытно, и он чувствовал себя немного нервно. Он боялся, что Милдред может предположить, что он собирался сделать из себя посмешище, и он не знала, как без жестокости, чтобы успокоить ее. "Кстати, у меня лекции в девять, так что я должен хотеть завтрака в четверть восемь. Может вам это удалось? " "О, да. Почему, когда я был в парламенте улице я ловил восемь-двенадцать из Херн Хилл Каждое утро "." Я надеюсь, вы найдете номер комфортно. Вы будете завтра другая женщина после долгой ночи в постели ". "Я полагаю, вы работаете допоздна?" "Я вообще работать примерно до одиннадцати половина ". "Я буду прощаться, то.", "Спокойной ночи". Стол был между ними. Он не предлагает пожать ей руку. Она закрыла дверь тихо. Он услышал ее двигались в спальню, и через некоторое время он услышал скрип в постели, как она получила дюйма