Нация

На́ция (от лат. natio «племя, народ») — совокупность граждан одного государства^[1][2] — политическая, или гражданская, нация; этническая общность — этническая нация, этнонация, культурная нация^[1].

Нация является более политической, нежели культурно-этнической группой^[3][4]; она была описана как «полностью мобилизованная или институционализированная этническая группа»^[5]. Некоторые нации являются этническими группами (этнический национализм), а некоторые нет (гражданский национализм).

Современное понятие нации появилось во второй половине XVIII века в её концепции «политической-гражданской нации» как определении всех граждан, проживающих в собственном суверенном государстве, так и в концепции «исторической нации» как человеческого сообщества, объединённого общим языком, происхождением, историей, традициями, культурой, географией, расой и духом. По определению МЭСБЕ: нации — «совокупность индивидов, связанных сознанием своего единства, общности происхождения, языка, верований, быта, нравов, обычаев, исторического прошлого и солидарностью социальных и политических интересов настоящего»^[6]. И. В. Сталин в работе «Марксизм и национальный вопрос» определял нацию как «исторически сложившуюся устойчивую общность людей, возникшую на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада»; в дальнейшем такое определение критиковалось.

Нарратив о коллективной личности-нации в той или иной мере основывается на иррациональных установках массового сознания^[7]. Бенедикт Андерсон охарактеризовал нацию как «воображаемое сообщество»^[8], а Пол Джеймс^[en] рассматривает её как «абстрактное сообщество»^[9]. Нация — это воображаемое сообщество в том смысле, что существуют материальные условия для представления расширенных и общих связей. Это абстрактное сообщество в том смысле, что оно объективно безлично, даже если каждый человек в нации воспринимает себя субъективно как часть воплощенного единства с другими. По большей части члены нации остаются незнакомыми друг другу и, вероятно, никогда не встретятся^[10]. Отсюда фраза «нация чужаков», используемая такими писателями, как Вэнс Пакард^[11].

Подходы к пониманию нации

История термина

Слово «нация» происходит от лат. natio со значением «рождение» или «родина/место рождения», распространившимся также на понятия типа «племя, народ». Первые использования этого или схожих терминов относятся к региональным корпорациям студентов в средневековых университетах около середины-конца XIV века. К XVI веку термин достигает политического использования, в частности, став в 1512 году элементом названия Священной Римской империи германской нации (Heiliges Römisches Reich Deutscher Nation). В 1520 году Мартин Лютер писал работу к христианскому дворянству немецкой нации (An den christlichen Adel deutscher Nation). В 1725 году Основания новой науки об общей природе наций (Principi di una scienza nuova d’intorno alla comune natura delle nazioni) написал Джамбаттиста Вико. Итальянский философ относит к нациям древних скифов, халдеев, финикийцев и римлян. «Речи к немецкой нации» (Reden an die deutsche Nation) писал в 1808 году Фихте. В русском языке слово «нация» появляется в последнем десятилетии XVII века одновременно в двух значениях — как обозначение этнической принадлежности и как обозначение подданства какого-либо государства^[12]. В 1914 году Ленин написал работу «О праве наций на самоопределение». В 1919 году появляется Лига Наций, где определяющим фактором в определении нации становится не язык, а политическая организация. Колонии и угнетённые народы к нациям отношения не имели. Например, в Лиге Наций было представлено лишь четыре африканские нации: Египет, Либерия, ЮАС и Эфиопия.

Политическая нация

Сторонники конструктивизма полагают, что нации представляют собой искусственные образования, целенаправленно сконструированные, созданные интеллектуальными элитами (учёными, писателями, политиками, идеологами) на основе национального проекта — идеологии национализма, которая может выражаться не только в политических манифестах, но и в литературных произведениях, научных трудах и так далее. Согласно конструктивистам национализм не пробуждает нацию, которая до тех пор остаётся вещью в себе, а создаёт новую нацию там, где её не было. Географическими границами национального проекта при этом являются актуальные политические границы государства, а этнические различия населения, участвующего в строительстве такой нации, вообще не имеют значения^[13].

Один из главных теоретиков конструктивизма Бенедикт Андерсон определяет нации как «воображаемые сообщества»: «я предлагаю следующее определение нации: это воображённое политическое сообщество, и воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное»^[14]. Имеется в виду не то, что нации — вообще некие фикции, а то, что реально существуют лишь рационально мыслящие индивиды, а нация существует лишь в их головах, «в воображении», в силу того, что они себя идентифицируют именно этим, а не другим образом.

Конструктивисты отрицают преемственность между этносами доиндустриального общества и современными нациями, они подчёркивают, что нации являются продуктами индустриализации, распространения всеобщего стандартизированного образования, развития науки и техники, в частности, книгопечатания («печатного капитализма»), средств массовых коммуникаций и информации и что в доиндустриальную эпоху этносы и этническая идентичность не играли такой важной роли, так как традиционное общество предлагало много других форм идентичности (сословие, религия и так далее).

В работе «Марксизм и национальный вопрос» И. В. Сталин определяет нацию как «исторически сложившуюся устойчивую общность людей, возникшую на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада», причём каждый из признаков Сталин считал обязательным; после переоценки сталинского наследия это определение критиковалось как не отражающее суть, а обязательность этих признаков была оспорена^[15].

В «Основах социальной концепции Русской православной церкви» указано, что «в современном мире понятие «нация» употребляется в двух значениях — как этническая общность и как совокупность граждан определенного государства» и что «взаимоотношения Церкви и нации должны рассматриваться в контексте как первого, так и второго смысла этого слова»^[16].

Этнонация

Примордиалисты понимают нацию как переход этноса на особую национальную ступень развития, то есть как биологический феномен. Возникновение этой разновидности национализма связано с формированием мистической концепции «народного духа» (Volksgeist) в рамках немецкого «народнического» (volkisch) и расистского, ариософского национализма XVIII—XIX веков (в частности, в творчестве представителей немецкого романтизма). Ранние немецкие националисты-романтики считали, что существует некий «народный дух» — иррациональное, сверхъестественное начало, который воплощается в различных народах и определяет их своеобразие и отличие друг от друга, и которое находит выражение в «крови» и в расе. С этой точки зрения «народный дух» передаётся с «кровью», то есть по наследству, таким образом, нация понимается как сообщество, происходящее от общих предков, связанное кровнородственными узами.

Начиная с 1950-х годов теория этнонации стремительно начинает терять позиции в западной науке^{[источник?]}. Причиной этому стал, прежде всего, факт, на который указал один из главных оппонентов примордиализма Бенедикт Андерсон: «Теоретиков национализма часто ставили в тупик, если не сказать раздражали, следующие три парадокса: Объективная современность наций в глазах историка, с одной стороны, — и субъективная их древность в глазах националиста, с другой…»^[14].

Формирование наций

Самоидентификация вольно или невольно происходит через сопоставление с другими. Этот подход транслируется также на нацию, рассматриваемую в качестве целостности и наделяемую персонифицированными чертами, такими как «национальный дух» и др. по этой причине в национальной истории на первое место ставится национальный консенсус; как правило, считается, что народ противостоит другому народу, государство — другому государству. При формирования национальных государств и национального самосознания возникает «националистическая история», которая приветствуется большей частью общества^[17].

В ХVIII веке начинается процесс «изобретения наций» и их истории, в который включаются представления о «народных традициях» и «исторических корнях». В этих версиях мифические герои Троянской войны в роли «прародителей» сменяются древними племенами и государствами. Историография ХVIII—ХIХ веков в основном оставалась политической; национально-государственной историографией принимались в расчёт прежде всего все государственно-политические образования, когда-либо располагавшиеся на нынешней территории. Так, уже в первой половине XIX века в истории Франции была включена история таких государств, как Бургундия, Нормандия, империя Карла Великого и Франкские королевства. Взгляды на этнические корни нации создавали различные фантастические анахронизмы. Так, в работе «Что такое нация?» (1882) Эрнеста Ренана утверждалось: «Уже в Х в. все обитатели Франции были французами Идея различия рас в населении Франции абсолютно исчезла вместе с французскими писателями и поэтами эпохи Гуго Капета». Только в начале ХХ века Поль Видаль де ла Блаш, критикуя «национализацию» прошлого, ставит вопрос: «Является ли Франция географической реальностью?»^[18].

«Изобретение наций» оказало влияние также на самоидентификацию правящих династий. В Европе члены династических семей нередко управляли разными, часто враждующими, государствами. Бенедикт Андерсон писал, что к середине XIX века «в силу быстро растущего во всей Европе престижа национальной идеи, в евро-средиземноморских монархиях наметилась отчетливая тенденция постепенно склоняться к манящей национальной идентификации. Романовы открыли, что они великороссы, Ганноверы — что они англичане, Гогенцоллерны — что они немцы, а их кузены с несколько большими затруднениями превращались в румын, греков и т. д.». Изменился также подход к предкам царствующих фамилий. В династических представлениях мифические персонажи были заменены более реальными властителями прошлого, которым, однако, стала присваиваться «правильная» национальность. Одним из наиболее ярких примеров является вопрос об этнической принадлежности первых русских князей; полемика по поводу этого вопроса была названа историком Василием Ключевским «симптомом общественной патологии»^[18].

Практически любое современное государство обладает комплексом мифов, нередко восходящих к народным представлениям, которые получили государственно-идеологическое основание и стали частью национальной мифологии^[19]. Общенациональный исторический нарратив ставится в зависимость от группового самосознания и связан с политикой идентичности. Так, национальная история Франции охватывала всех граждан, которые наделены политическими правами. В СССР «творцом истории» считались только «трудящиеся массы». В Германии исторически героем истории воспринимался «немецкий народ» в качестве этнической или этно-расовой общности. Национальная история во Франции обладала инклюзивным характером, в СССР и Германии — эксклюзивным, но на принципиально разных основаниях — классовом в СССР и этно-расовом — в Германии^[20].

Националисты конструируют такое прошлое, которое служит их целям, включая притязание на государство или территорию‚ «свою» или «чужую», политическое доминирование и культурный капитал. Темпоральные представления национализма связаны с конкретными национальными задачами и могут почти полностью определяться текущей политической повесткой или предполагаемым идеальным будущим, однако во всех случаях прошлое остаётся наиболее важным фактором формирования национальной идентичности и политической активизации^[21].

Национальный характер может пониматься как объект национальной гордости и признак «особости» конкретной нации. Исследования «национального характера», в том числе на основе исторического материала, начались в середине ХХ века, будучи стимулированы политическими целями. В рамках национально-государственной историографии тема «национального характера» часто включает существенный компонент антиисторизма, поскольку «национальный характер» и «национальный дух» часто понимаются как неизменные. По меньшей мере с периода романтизма «исторический путь» нации рассматривался как предопределённый. Алексис де Токвиль писал о создателях национальных «Историй»: они «не только отказывают любым отдельным гражданам в возможности влиять на судьбу своего народа, но также отнимают у самих народов возможность изменять собственную участь… По их мнению, каждая нация имеет свою неизбежную судьбу, предопределяемую её положением, происхождением, её прошлым и врожденными особенностями, и эту судьбу никакие усилия не смогут изменить. Они представляют поколения в их неразрывной взаимосвязи и, восходя таким образом от векa к веку, от одних неизбежных событий к другим неизбежным событиям, достигают времен сотворения мира и куют мощные цепи, опутывающие весь род людской». Проявления «национального характера» или «национального духа» нередко демонстрируются историей военных конфликтов. Утверждается, что даже в условиях военных поражений или потери политической независимости «свой» народ проявляет такие «личностные» качества, как «стойкость», «мужество», «героизм», «любовь к родине» и др. Если народ, напротив, одерживает военные победы и захватывает территории, согласно национальной историографии, он проявляет «справедливость», «милосердие» и др. Национальный характер может увязываться с «национальным превосходством», рассматриваясь как основа «достижений» (трудолюбие‚ талантливость и др.), так и как причина их отсутствия^[22].

Примечания

Литература

Ссылки

• Manent, Pierre (2007). «What is a Nation?», The Intercollegiate Review, Vol. XLII, No. 2, pp. 23-31.
• Renan, Ernest (1896). «What is a Nation?» In: The Poetry of the Celtic Races, and Other Essays. London: The Walter Scott Publishing Co., pp. 61-83.
• Eller, Jack David. Ethnicity, Culture, and "The Past" (англ.) // Michigan Quarterly Review  (англ.) (рус. : journal. — 1997. — Vol. 36, no. 4.

Эта страница в последний раз была отредактирована 30 марта 2024 в 19:08.