Серра-де-Даро

Субтитры

-Глава LXXVIII В прошлый понедельник пришел, и Филипп думал, что его долго пыток была закончена. Выглянув в поездах он обнаружил, что последний с помощью которого Гриффитс может достичь дома что ночью покинул Оксфорд вскоре после одного, и он предположил, что Милдред может принимать одно который начался через несколько минут, чтобы привести ее в Лондон. Его желанием было пойти и встретиться с ним, но он думал, Милдред хотелось бы их оставили в покое в течение дня, может быть, она упадет ему линию в вечернее время сказать, что она вернулась, и если он не будет заходить в ее квартиру утром: дух его запугать. Он чувствовал ненависть для Гриффитс, но Милдред, несмотря на все, что было Прошло лишь душераздирающие желания. Он был рад, что в настоящее время Хейворд не был в Лондоне в субботу днем, когда, обезумевший, он отправился на поиски человека комфорт: он не мог предотвратить Сам не рассказывать ему все, и Хейворд был бы поражен его слабостью. Он будет презирать его, и, возможно, будут шокированы или отвращение, что он может предусматривать возможность сделать Милдред его любовницей, когда она отдалась другого человека. Что ему за дело, если это было шокирующим или отвратительно? Он был готов на любые компромиссы, готовы к более унижающего унижения до сих пор, если он мог только удовлетворить свое желание. К вечеру его шаги взял его против его воли в дом, в котором она жил, и он посмотрел на ее окна. Было темно. Он не рискнул спросить, если бы она вернулась. Он был уверен в своих обещаний. Но не было от нее письмо, в утром, и, когда около полудня он позвонил, служанка сказала ему, что она не приехала. Он не мог этого понять. Он знал, что Гриффитс был бы обязан вернуться домой за день до этого, потому что он должен был быть шафером на свадьбе, и Милдред не было денег. Он повернулся в уме все возможные вещи, которые могли бы произойти. Он еще раз во второй половине дня и оставил записку, прося ее, чтобы пообедать с ним, что Вечером так же спокойно, как если бы события последних недель не произошло. Он отметил, место и время, за которое они должны были встретиться, и надеясь, сохранил назначение: хотя он ждал час она не пришла. В среду утром он стыдился просить у дома и послал мальчика с письма и инструкции, чтобы вернуть ответ, но через час мальчик вернулся с письмом Филиппа закрытых и ответить, что женщина не вернулась из страны. Филипп был вне себя. Последний обман был больше, чем он мог бы нести. Он повторял про себя снова и снова, что он ненавидел Милдред, и, приписывая Гриффитс это новое разочарование, он ненавидел его настолько, что он знал, что радость убийства: он ходил учитывая, что радости было бы прийти к нему в темную ночь и придерживаться ножом в горле, почти сонной артерии, и оставить его умирать на улице как собака. Филипп же был из своих чувств от горя и гнева. Он не любил виски, но он пил, чтобы одурманить себя. Он лег спать пьяным во вторник и в ночь на среду. В четверг утром он встал очень поздно, и тащился, туповатый и желтый, в его гостиной, чтобы увидеть, есть ли письма. Странное чувство выстрелил ему в сердце, когда он узнал почерк Гриффитс. Уважаемые старика: я не знаю, как написать вам и все же я чувствую, что должен писать. Я надеюсь, что вы не очень сердитесь на меня. Я знаю, что, не должны ушли с Милли, но я просто не мог с собой поделать. Она просто нес меня с ног, и я сделал бы все, чтобы получить ее. Когда она сказала мне, что ты дал нам деньги, чтобы я просто не мог сопротивляться. А теперь все кончено, я ужасно стыдно, и я хочу, я не был таким дурак. Я хочу, чтобы ты писать и говорить, вы не сердитесь на меня, и я хочу, чтобы вы позвольте мне прийти и Вас видеть. Я был ужасно больно ваши говорит Милли Вы не хотите меня видеть. Напиши мне пару строк, There'sa хороший парень, и скажите мне, вы простите меня. Это будет облегчить свою совесть. Я думал, вы не возражаете, или вы не захотели предложили деньги. Но я знаю, не должны были принимать его. Я пришел домой в понедельник и Милли хотел остаться на пару дней в Оксфорде сама. Она собирается вернуться в Лондон в среду, поэтому, когда вы получите это письмо, которое вы будет видели ее, и я надеюсь, все будет уходить все в порядке. Как писать и говорить, вы простите меня. Пожалуйста, напишите сразу. Всегда Ваш, Гарри. Филипп разорвал письмо яростно. Он не хотел на него ответить. Он презирал Гриффитс его извинения, у него не было терпения его prickings из совести: можно обойтись и подлые вещи, если человек выбрал, но это было презренно сожалеть об этом позже. Он думал, что письмо трусливым и лицемерным. Он был противен в своей сентиментальности. "Было бы очень легко, если вы могли бы сделать зверское дело», он пробормотал про себя: », А затем сказать, что Вы жалели, и положил все это еще раз направо." Он выразил надежду, всем сердцем своим он будет иметь возможность в один прекрасный день сделать Гриффитс плохо повернуть. Но во всяком случае он знал, что Милдред была в городе. Он оделся, не дожидаясь, чтобы побриться, выпил чашку чая, и взяли такси, чтобы ее номера. В кабине, казалось, ползать. Он был болезненно стремятся к ней, и подсознательно он произнес молитву Бога он не верил в нее, чтобы получить его добро. Он только хотел забыть. С бьющимся сердцем он позвонил. Он забыл все свои страдания в страстное желание, чтобы окутать ее еще раз в его объятиях. "Это миссис Миллер в?" Спросил он радостно. "Она ушла", отвечала служанка. Он посмотрел на нее тупо. "Она приехала около часа назад и забрал ее вещи." На мгновение он не знал, что сказать. "Знаете ли вы дать ей мое письмо? Она сказала, где она идет? " Тогда он понял, что Милдред обманул его. Она не вернется к нему. Он сделал усилие, чтобы сохранить свое лицо. "Ну, я осмеливаюсь сказать, что я услышу от нее. Может быть, она направила письмо на другой адрес. " Он отвернулся и пошел назад безнадежной к нему на квартиру. Он, возможно, известно, что она будет делать это, она никогда не заботилась о нем, она сделала обманывать его с самого начала, у нее не было жаль, у нее нет доброты, у нее не было благотворительность. Единственное, что было смириться с неизбежным. Боль он страдал было ужасно, он скорее мертв, чем терпеть ее, и мысль пришла к нему, что было бы лучше закончить со всем этим: он может броситься в реку или положить его шеи на железной дороге, но он не успел задать мысли в слова, чем он восстал против него. Причина его сказал ему, что он получит за свои несчастья в срок, если он пытался с изо всех сил, он мог забыть ее, и она будет гротеск, чтобы убить себя на счет вульгарных шлюха. У него была только одна жизнь, и это было безумие, чтобы бросить ее. Он чувствовал, что он никогда не сможет преодолеть свою страсть, но он знал, что после того, как все это было только вопрос времени. Он не мог остаться в Лондоне. Там все напоминало ему о его несчастья. Он телеграфировал своему дяде, что он подходит к Blackstable, и, торопясь пакет, взял первый поезд мог. Он хотел уйти от грязных номеров , в котором он пережил столько страданий. Он хотел, чтобы дышать чистым воздухом. Он был противен самому себе. Он чувствовал, что он был немного сумасшедшим. Так как он вырос Филипп был дан лучший запасной комнаты в доме священника. Это был угол комнаты и перед одним окном был старым деревом, которое заблокировало просматривать, но с другой вы видели, за сад и дом священника поле, широком лугов. Филипп вспомнил обоями с самых ранних лет. На стенах причудливые цвета воды начале викторианской эпохи от друга Викарий в молодости. У них был утрачен шарм. Туалетный столик был окружен жесткими муслина. Был старый высокий мальчик разместить одежду дюйма Филипп вздохнул с удовольствием, он не понял, что все это означало, ему ничего вообще. В доме священника жизнь продолжалась, как это было всегда. Нет мебели были перемещены с одного места на другое, викарий ели те же самые вещи, сказал то же самое, пошел по той же прогулки каждый день, он вырос немного толще, немного тише, немного более узкая. Он привык жить без жены и скучал по ней очень мало. Он до сих пор спорят с Иосии Грейвс. Филипп пошел к церковным. Он был немного тоньше, немного белее, немного суровый, он был самодержавным еще и до сих пор не одобрял свечи алтаря. В магазинах были еще приятные причудливость и Филипп встал перед той, в которой вещи полезны для моряков были проданы, морские сапоги и брезент, и снасти, и помнить, что он чувствовал, что в его детство волнение на море и приключений магии неизвестно. Он не мог его сердце бьется в каждой двойной стук почтальона в том случае, может быть письмо от Милдред направлены на его хозяйку в Лондоне, но он знал, что не было бы ни одного. Теперь, когда он мог думать, это более спокойно, он понял, что в попытке заставить Милдред любить ему, что он пытался невозможно. Он не знал, что это было то, что передается от мужчины к женщине, от женщины человек, и сделал из них рабов: чтобы было удобно называть его полового инстинкта; но если бы это было не более того, он не понять, почему в случае необходимости, так яростные влечение к одному человеку, а чем другие. Она была неотразима: ум не мог бороться с ним, дружбы, благодарности, интерес, не имеет полномочий рядом с ним. Потому что он не привлекает Милдред половым путем, ничего такого, что он не имел влияние на нее. Идея возмущало его, он сделал человеческую природу зверские, и он вдруг почувствовал, что сердца людей были полны темных местах. Потому что Милдред был равнодушен к нему, он думал ее бесполым, ее анемией внешний вид и тонкие губы, тело с узкими бедрами и плоской грудью, томление ее образом, выполнил свои предположения; и все же она была способна внезапной страсти, которые сделали ее готовы рискнуть всем , чтобы удовлетворить их. Он никогда не понимал ее приключения с Эмилем Миллер: казалось, так в отличие от нее, и она никогда не была в состоянии объяснить это, но теперь, когда он видел ее с Гриффитс Он знал, что только что то же самое было тогда произошло: она была унес ноги от неуправляемой желания. Он пытался придумать, что эти двое были которой так странно привлекала ее. Они оба были вульгарными шутливости которые щекотали простым чувством юмора, и определенной грубостью природы, но то, что взял ее, возможно, было вопиющей сексуальности, был их наиболее заметных характеристик. У нее была благородная утонченность которого содрогнулся факты из жизни, она посмотрела на функции организма, как неприлично, у нее всякие эвфемизмы для общей Объекты, она всегда выбирала сложные слова как все больше становится не просто одно: жестокость этих людей было как кнут на ее тонкие белые плечи, и она вздрогнула от сладострастной боли. Одна вещь, Филипп решился о. Он не мог вернуться в квартиру, в которой он страдал. Он писал своей хозяйки и дал ей предупреждения. Он хотел, чтобы его собственные вещи о нем. Он решил взять мебели комнаты: было бы приятнее и дешевле, и это было безотлагательного рассмотрения, ибо за последние полтора года он провел почти семьсот фунтов. Он должен составлять для него сейчас самым жесткой экономии. Иногда он думал о будущем с паникой, он был дураком, чтобы тратить так много деньги на Милдред, но он знал, что если бы он пришел снова, он будет действовать в том же пути. Это забавляло его иногда считают, что его друзья, потому что у него было лицо, которое не выражать свои чувства очень ярко и довольно медленный способ перемещения, посмотрел на него как на сильных духом, преднамеренное и прохладно. Они думали, что он разумный и высоко оценил его здравый смысл, но он знал, что его спокойная выражение было не более чем маска, предполагается, бессознательно, которые действовали как защитная окраска бабочек, а также Сам был удивлен слабостью его воли. Ему казалось, что он качался каждый свет эмоций, как будто лист на ветру, а когда страсть захватила его, он был бессилен. Он не имел самоконтроля. Он просто казалось, чтоб овладеть ею, потому что он был равнодушен к многим вещам, которые перешел другим людям. Он считал, с некоторой иронией философии, которую он разработал для сам, потому что не было большой пользы ему в конъюнктуре он прошел путем, и он задавался ли думали действительно помог человеку в любой критической дела жизни: ему казалось, а что он качался на некоторую степень чужды и все в себе, которые убеждали его такой сильный ветер Ада, которая привела Паоло и Франческа непрерывно на. Он думал, что он собирается делать, и, когда пришло время действовать, он был бессилен во власти инстинктов, эмоций, он не знал, что. Он действовал, как будто машина управляется двумя силами своего окружения и его личность, его причиной был кто-то, глядя на, наблюдая факты, но бессильны вмешиваться: это было подобно боги Эпикура, который видел поступки людей от их высоты эмпиреи и не может изменить одна маленькая частица того, что произошло. Глава LXXIX Филипп отправился в Лондон за несколько дней до начала сеанса, чтобы найти Сам номеров. Он охотился по улицам, которые вывели из Westminster Bridge Road, но их пропыленность была неприятна ему, и, наконец, он нашел в Кеннингтон который был тихий и старый мир воздуха. Он напомнил немного Лондоне, который Теккерей знал о том, что стороны реки, и в дороге Кеннингтон, через которые большой коляске из Newcomes Должно быть, прошло, как он поехал с семьей в к западу от Лондона, платанов врывались в лист. Дома на улице, которая Филипп устремлены были двухэтажные, и в большинстве окна были уведомление утверждать, что квартиры были дать. Он постучался в один, который заявил, что квартиры были без мебели, и было показано, строгая, молчаливая женщина четыре очень маленькие комнаты, в одной из которых была кухня Диапазон и раковиной. Аренда девять шиллингов в неделю. Филипп не хотел так много комнат, но аренда была низкой, и он хотел, чтобы успокоиться сразу. Он попросил хозяйку, может ли она сохранить свое место чистым для него и приготовить ему завтрак, но она ответила, что она достаточно работы, чтобы обойтись без этого, и он был рад, а чем иным, потому что она понять, что она хотела иметь ничего общего с ним, чем получать его аренды. Она сказала ему, что, если бы он спросил на круглом бакалейщика углу, который также почта, он может услышать женщина, которая будет "делать" для него. Филипп был немного мебели, которую он собрал, как он пошел вперед, кресло что он купил в Париже, и стол, несколько рисунков, а также коврик персидский который Кроншо дал ему. Дядя предложил откидной кроватью, для которых теперь, когда он не позволил своим домом В августе у него не было дальнейшего использования, и, проведя десять фунтов Филипп купил Сам все еще имеет важное значение. Он провел десять шиллингов по вводу кукурузных цветной бумаги в комнате, он делает его кабинет, и он висел на стене набросок которой Лоусон дал ему Quai де Гран августинцев, а также Фотография Одалиска Энгра и Олимпия Мане, который в Париже был объекты созерцания, когда он брился. Чтобы напомнить себе, что он тоже когда-то занимался в практике искусства, он поставил рисунок углем молодой испанец Мигель Ajuria: это было лучшее, что он был никогда не делал, стоя с обнаженной сжатый руками, ногами вцепившись в полу со своеобразной силой, и на его лице, что воздух определения, которые были столь впечатляющими, и, хотя Филипп после долгого перерыва видел очень хорошо недостатки своей работы ее ассоциации велел ему взглянуть на нее с терпимостью. Он задавался вопросом, что случилось с Мигелем. Существует ничего такого страшного, как стремление искусства, тех, у кого нет таланта. Возможно, измученный экспозиции, голод, болезни, он нашел конец в некоторых больницу, или в доступе отчаяния пытался смерти в мутной Сены, но возможно, с его южной нестабильности он отказался от борьбы по собственному желанию, и теперь, клерком в офисе, в некоторых Мадрид, повернул горячей риторики в политике и бой быков. Филипп спросил Лоусон и Хейуорд прийти и посмотреть его новые номера, и они пришли, одна из которых Бутылка виски, другой с паштетом из гусиной печенки, и он был рад, когда они оценили его вкус. Он пригласил шотландского брокер тоже, но у него было только три стулья, и, следовательно, может принимать только определенное количество гостей. Лоусон был знать, что через него Филипп стал очень дружен с Норой Несбит и теперь заметил, что он бежал по ее несколько дней назад. "Она спрашивает, как вы". Филипп покраснел при упоминании ее имени (он не мог себя из неловкое привычка покраснение, когда он был смущен), и Лоусон посмотрел на него насмешливо. Лоусон, который в настоящее время большую часть года в Лондоне, до сих пор сдали его окружающей среды, чтобы носить волосы короткие и одеваться в аккуратном костюме и саржа котелок. "Я понял, что все кончено между вами", сказал он. "Я не видел ее в течение нескольких месяцев". "Она выглядит довольно хорошо. Она была очень умная шляпе с большим количеством белых страусиных перьев на нем. Она должна делать очень хорошо ". Филипп перевел разговор, но он продолжал думать о ней, а после интервал, когда три из них говорили о чем-то, он попросил вдруг: "Ты понял, что Нора была сердитесь на меня?" "Нисколько. Она говорила очень хорошо о вас ". "У меня половина ума, чтобы пойти и увидеть ее". "Она тебя не съест". Филипп думал Нора часто. Когда Милдред оставил ему первая мысль была о ней, и он сказал себе с горечью, что она никогда бы не относился к нему так. Его желанием было пойти к ней, он может зависеть от ее жаль, но ему было стыдно: она был хорошим для него всегда, и он относился к ней отвратительно. "Если бы я был только смысл придерживаться ее!", Он сказал себе, потом, когда Лоусон и Хейуорд ушла, и он курил трубку последний перед сном. Он вспомнил, приятных часов они провели вместе в уютной гостиной в Винсент площади, их визитов в галереях и на игре, и очаровательный вечер интимного разговора. Он вспомнил ее забота о его благополучии и ее интерес ко всему, что касается его. Она любила его с любовью, которая была доброй и прочный, было больше, чем чувственность в ней, это было почти материнское, он всегда знал, что это была драгоценная вещь , для которых всей душой, он должен благодарить богов. Он решился броситься на ее милость. Должно быть, она страдала ужасно, но он чувствовал, что она была величие сердца простить его: она была неспособна злобы. Должен ли он писать ее? Нет, он будет перерыв в ее внезапно и бросился к ее ногам - он знал, что когда пришло время, он будет чувствовать себя слишком застенчив, чтобы выполнить такой резкий жест, но был, как ему нравится думать о нем, - и рассказать что если она примет его обратно она может положиться на него навсегда. Он был излечен от ненавистного болезни, от которой он страдал, он знал себе цену, и теперь она может ему доверять. Его воображение шагнула далеко вперед в будущее. Он представлял себя с ней гребле на реке в воскресенье, он возьмет ее к Гринвич, он никогда не забывать, что восхитительная экскурсия с Hayward, и Красота в лондонский порт, оставался постоянный сокровище в его воспоминания, а на теплый летних дней они будут сидеть в парке вместе и говорить: он усмехнулся, вспомнив ее гей болтовня, который пролился, как ручей переполняют камешки, забавный, легкомысленный, и полный характер. Муки он перенес бы перейти от его ума, как дурной сон. Но когда на следующий день, о чае времени, час, в который он был почти уверен, чтобы найти Нора дома, он постучал в дверь его мужество вдруг его не удалось. Возможно ли ее простить его? Это было бы отвратительно его заставить себя на ее присутствие. Дверь была открыта новая горничная, так как он был в привычку вызов каждый день, и он спросил, если миссис Несбит была дюйма "Будете ли вы спросите ее, она могла видеть г-н Кэри?" Сказал он. "Я буду ждать здесь». Служанка побежала наверх и в момент грохотом вниз. "Будете ли вы подойти, пожалуйста, сэр. Второй фронт полу ». "Я знаю", сказал Филипп, с легкой улыбкой. Он пошел с развевающимися сердце. Он постучал в дверь. "Входите", сказал известный, веселым голосом. Казалось, говорят, приходят в новую жизнь, мира и счастья. Когда он вошел Нора шагнула вперед, чтобы приветствовать его. Она пожал ему руку, как будто они расстались вчера. Человек встал. "Г-н Carey - Mr. Kingsford ". Филипп, горько разочарованы не нахождение ее в покое, сели и подвели итоги незнакомец. Он никогда не слышал ее упоминать его имя, но он, казалось, Филипп занять его кресло как будто он был как дома. Он был человек лет сорока, чисто выбритый, с длинными светлыми волосами очень аккуратно оштукатуренных вниз, и красноватая кожа и бледные, усталые глаза, справедливая мужчины получают, когда их молодость прошло. У него был большой нос, большой рот, кости лица были видные, и он сильно сделано, он был человеком более чем среднего роста, широкоплечий. "Мне было интересно, что случилось с вами", сказал Норе в своей бодрой манере. "Я встретил г-н Лоусон другой день - он тебе - и я сообщил ему, что это было действительно пора вы пришли ко мне снова. " Филипп видел ни тени смущения на лице ее, и он восхищался использования , с которым она унесла встреча который сам чувствовал неловкость интенсивными. Она дала ему чай. Она собиралась положить сахар, когда он остановил ее. "Как глупо!", Она плакала. "Я забыл". Он не верил в это. Она должна хорошо помню, что он никогда не брал сахар в чай. Он принял случившееся как знак того, что ее беззаботность пострадал. Разговор, который Филипп прервал шло, и в настоящее время он начал чувствовать себя немного в пути. Kingsford приняли без особого уведомления о нем. Он говорил свободно и хорошо, не без юмора, но с несколько догматический образом: он был журналистом, как оказалось, и было что-то забавное сказать, на каждом тема, которая была затронута, но она раздраженный Филипп найти себя вытеснил беседы. Он был полон решимости остаться посетителей из. Он спрашивает, если он восхищался Норой. В старые времена они часто говорили о тех, кто хочет заигрывать с ней и смеялся над ними вместе. Филипп попытался вернуть разговор к вопросам, которые он только и знал, Norah об этом, но каждый раз, когда журналист прервал и удалось привлечь его прочь предмет, на котором Филипп был вынужден молчать. Он вырос чуть сердится Нора, потому что она должна видеть, что он был делается смешно, но возможно, она была причинение этого ему в качестве наказания, и с этой мыслью он вернул себе хорошее настроение. В конце концов, однако, часы пробили шесть, и Кингсфорд встал. "Я должен идти", сказал он. Нора пожал ему руку, и сопровождается его к посадке. Она закрыла за собой дверь и стоял за пару минут. Филипп интересно, что они говорили. "Кто есть мистер Kingsford?" Спросил он весело, когда она вернулась. "Ах, он редактор одного из журналов в Хармсворт. Он принимает много моих работ за последнее время. " "Я думал, что он никогда не будет". "Я рад, что ты остался. Я хотела поговорить с тобой ". Она свернулась сама в большом кресле, ноги и все, таким образом, свой маленький размер возможно, и закурил. Он улыбнулся, когда увидел ее взять на себя отношения, которые всегда забавляло его. "Ты выглядишь как кошка." Она дала ему вспышки ее темные, тонкие глаза. "Я действительно должен ломать себя в привычка. Глупо вести себя как ребенок, когда ты мой возраст, но я комфортно с моими ноги под меня "." Это очень веселый, чтобы сидеть в этом комнату снова, "сказал Филип счастливо. "Вы не знаете, как я пропустил это." "С какой стати ты не пришел раньше?" Она спросил весело. "Я боялся", сказал он, краснея. Она дала ему взглядом, полным доброты. Ее губы, изложенные очаровательной улыбкой. "Вы не должны были." Он заколебался на мгновение. Его сердце биться быстрее. "Помнишь, в последний раз мы встретились? Я относился к тебе очень плохо - я ужасно стыдно за себя ". Она посмотрела на него постоянно. Она ничего не ответила. Он терял голову, он, казалось, пришли по поручению которого он был только сейчас реализации возмутительных. Она не помогла ему, и он мог только выпалил прямо. "Можете ли вы когда-нибудь простить меня?" Тогда стремительно он сказал ей, что Милдред ушла от него и что его несчастье было так велико, что он чуть не погиб Сам. Он рассказал ей все, что произошло между ними, рождения ребенка, и встречи с Гриффитс, его глупость и его доверие, и его огромный обман. Он рассказал ей, как часто он думал о ней доброта и любовь, и как горько Он с сожалением выбросить: он был только счастлив, когда он был с ней, и он знал теперь, как велика была ее ценность. Его голос был хриплым от волнения. Иногда было так стыдно, что он был говорит, что он говорил с его глаз на землю. Его лицо исказилось от боли, и все же он чувствовал странное облегчение говорить. Наконец он кончил. Он откинулся в кресле, исчерпан, и ждал. Он скрыл ничего, и даже, по его самоуничижения, он стремился сделать Сам подлее, чем он на самом деле было. Он был удивлен тем, что она не говорила, и, наконец, он поднял глаза. Она не смотрела на него. Ее лицо было совершенно белым, и она, казалось, быть в глубокой задумчивости. "Разве вы не получили ничего мне сказать?" Она вздрогнула и покраснела. "Я боюсь, что у вас было гнилое время", сказала она. "Я ужасно сожалею." Она, казалось, собирался идти, но она остановилась, и он снова стал ждать. Наконец, она, казалось, заставить себя говорить. "Я помолвлена, чтобы г-н Кингсфорд". "Почему ты не сказал мне сразу?", Он плакал. "Вы должны не позволили мне унизить себя, прежде чем вы ". "Мне очень жаль, я не мог остановить вас .... Я познакомился с ним вскоре после вас ", - она, казалось, поиск выражения, которые не должны ранить его - "сказали мне, ваш друг пришел назад. Я был очень жалкий некоторое время, он был очень добр ко мне. Он знал, что кто-то заставил меня страдать, конечно, он не знает, что это ты и я Не знаю, что я должен был сделать и без него. И вдруг я почувствовал, что я не мог продолжать работать, работать, работать, я так устала, Я чувствовал себя так плохо. Я рассказал ему о моем муже. Он предложил дать мне деньги, чтобы получить мой развод, если я бы за него замуж, как только я мог. У него была очень хорошая работа, и это не будет необходимо для меня, чтобы сделать что-нибудь, если я не хотелось. Он так любил меня, и так хочется, чтобы принять заботиться обо мне. Я был очень тронут. И теперь я очень, очень любил его. " "У вас есть ваш развод то?" Спросил Филипп. "Я получил постановление о разводе. Это будет сделано абсолютно в июле, а затем мы собираемся пожениться сразу ". В течение некоторого времени Филипп ничего не сказал. "Если бы я не сделал такой дурак себя ", пробормотал он наконец. Он думал о своей долгой, унизительное признание. Она посмотрела на него с любопытством. "Вы никогда не были влюблены в меня" сказала она. "Это не очень приятно, находясь в любви". Но он всегда мог прийти в себя быстро, и, встав теперь и протягивая руку, он сказал: "Я надеюсь, вы будете очень счастливы. В конце концов, это самое лучшее, что могло случиться с вами. " Она выглядела немного грустно на него, как она взяла его за руку и держал ее. "Ты придешь ко мне снова, не так ли?" Спросила она. "Нет", сказал он, качая головой. "Это сделает меня слишком завистливым видеть Вас счастливым ". Он медленно шел от своего дома. В конце концов она была права, когда говорит, что он никогда не любил ее. Он был разочарован, даже раздражает, но его самолюбие было больше пострадавших, чем его сердце. Он знал, что сам. И в настоящее время он вырос осознает, что боги играли очень хорошие шутки на него, и он смеялся над собой невесело. Это не очень удобно иметь дар быть развлекались на свой страх и абсурда. Глава LXXX В течение следующих трех месяцев Филипп работал на предметы, которые были новыми для него. Громоздким толпа, которая вступила в Медицинской школе почти два года до этого поредели: кто-то уехал в больницу, найти экзамены труднее проходить, чем они ожидали, некоторые из них были забрали родители, которые не предусмотрены за счет жизни в Лондоне, а некоторые из них отошел к другой призвания. Один юноша которого Филипп знал, придумал гениальный план, чтобы заработать деньги, он купил вещи на продажу и заложил их, но в настоящее время найти для себя более выгодным пешка товары, купленные в кредит, и это вызвало немного волнения в больнице, когда кто-то указал свое имя в полицейских судебного разбирательства. Там был под следствием, то гарантии со стороны преследовали отца, и Молодой человек вышел нести бремя белого человека за рубежом. Воображение другой парень, который никогда раньше не было в городе, на всех, упал на гламур мюзик-холлы и салоны бар, он проводил время среди гоночных мужчины, жучков, и тренеры, и теперь стало клерк книга-мейкера. Филипп видел его однажды в баре возле площади Пикадилли в плотно талии пальто и коричневой шляпе с широким плоским краем. Третий, с даром пения и мимикой, который добился успеха в курить концерты медицинской школы его имитация пресловутый комиков, было отказались от больницы для хора музыкальной комедии. Еще один, и он заинтересован Филиппа, потому что его манера и неотесанный восклицательный речи не предположить, что он был способен на любые глубокие эмоции, были чувствовал себя задушить среди домов Лондона. Он вырос в изможденное остановки в пространстве, и душа, он не знал, у него изо всех сил как воробей в руке, с маленькой испуганной задыхается и быстро сердцебиение: он стремился к широкое небо и открытым, пустынных местах, среди которых детство было провели, и он ушел один день, не сказав ни слова никому, между одной лекции и другой, и следующая вещь, которую его друзья слышал, что он бросил медицину и работала на ферме. Филипп принял участие в настоящее время лекции по медицине и хирургии. О некоторых утрам на этой неделе он практиковал перевязку на амбулаторно рады заработать немного денег, и он учил аускультации и как использовать стетоскоп. Он узнал, отпуск. Он принимал экзамен по Materia Медика в июле, и это забавляло его, чтобы играть с различными препаратами, придумывания смесей, прокатки таблетки, мази и принятия. Он схватил с жадностью на все из которых он мог бы извлечь предложение человека интерес. Он видел Гриффитс раз на расстоянии, но, чтобы не иметь боли резки его мертвым, избегать его. Филипп почувствовал определенное самосознание с друзьями Гриффитса, некоторые из которых в настоящее время его друзья, когда он понял, что они знали о его ссоре с Гриффитс и предположили они были осведомлены о причине. Один из них, очень высокий человек, с маленькой головой и томный воздух, молодежь называется Рамсден, который был одним из самых верных поклонников Гриффитса, скопировал его связей, сапогах, его манера говорить, и его жесты, сказал Филип Гриффитс, что было очень больно, потому что Филипп не было ответил на его письмо. Он хотел быть согласованы с ним. "Неужели он попросил вас дать мне сообщение?" Спросил Филипп. "О, нет. Я говорю это совершенно сам по себе ", сказал Рамсден. "Он ужасно жаль, что он сделал, и он говорит, что вы всегда вели себя как идеальный Кирпич с ним. Я знаю, что он был бы рад сделать это. Он не пришел в больницу, потому что он боится встречи с вами, и он думает, Вы хотели сократить его. "," я должен ". "Это заставляет его чувствовать себя довольно жалкое, вы знаете". "Я могу нести ничтожные неудобство, что он чувствует, много мужества" сказал Филип. "Он будет делать все возможное, чтобы сделать это." "Как детский и истерика! Зачем ему все равно? Я очень маленький человек, и он может очень хорошо, не моя компания. Я не заинтересован в нем больше ". Рамсден подумал Филипп жесткий и холодный. Он остановился на минуту или две, оглядываясь в недоумении пути. «Гарри хочет Бог, он никогда не имел ничего общего с женщиной". "Имеет ли он?" Спросил Филипп. Он говорил с безразличием которого он был удовлетворены. Никто не мог предположить, как сильно его сердце билось. Он с нетерпением ждал Рамсден идти дальше. "Я полагаю, вы вполне перебрался это сейчас, не так ли? " "Я?" Сказал Филип. "Довольно". Мало-помалу он обнаружил, что история отношений Милдред с Гриффитс. Он слушал с улыбкой на губах, изображая невозмутимость, которые вполне обманутым тупой мальчик, который разговаривал с ним. Выходные она провела с Гриффитс в Оксфорд воспаленных, а не потушен ее внезапной страсти, а когда Гриффитс отправился домой, с чувством, что было неожиданным ей, что она намерена остаться в Оксфорде сама на пару дней, потому что она была так счастлива в нем. Она чувствовала, что ничто не могло заставить ее вернуться к Филиппу. Он возмущен ее. Гриффитс был ошеломлен на огонь, он вызвал, потому что он обнаружил, что его два дня с ней в стране несколько утомительно, и у него не было желания превратить забавную Эпизод в утомительных дело. Она взяла с него обещание написать к ней, и, будучи честным, порядочным парнем, с природный вежливость и желание сделать себе приятное для всех, когда он получил домой, он написал ей длинное письмо и очаровательной. Она ответила ему стопки страсть, неуклюжие, потому что она не имела дар слова, плохо написаны, и вульгарно, письмо ему скучно, и когда он последовал следующий день другой, и на следующий день после третьей, он начал думать, любить ее больше не лестные, но тревожной. Он не ответил, и она бомбардировке его телеграммами, спрашивая его, если он плохо и получил ее письма, она говорит, что его молчание ее ужасно хотелось. Он был вынужден писать, но он хотел, чтобы его ответ, как случайные, как можно было без наступления: он просил ее не провода, так как это было трудно объяснить Телеграммы с матерью, старомодный человек, для которого телеграмма была еще событие для возбуждения тремор. Она ответила с обратной почтой, что она должна видеть его и объявила о своем намерении залог вещей (она несессер который Филипп подарил ей в качестве свадебного- представление и может поднять на восемь фунтов что), чтобы прийти и остаться на рынке города в четырех милях от которого было Деревня, в которой его отец практикуется. Этот испуганный Гриффитс, и он, на этот раз использовали телеграфные провода к скажи ей, что она должна делать ничего подобного. Он обещал дать ей знать момент, когда он приехал в Лондон, и, когда он сделал, нашел что она уже просят за него в больнице, в которой он был назначения. Он не хотел этого, и, увидев ее, сказал Милдред, что она не приехать сюда под любым предлогом, а теперь, после перерыва в три недели, он обнаружил, что она ему надоела довольно решительно, он задавался вопросом, почему он никогда не беспокоило ее, и решил порвать с ней, как только мог. Он был человеком, который боялся ссоры, и он не хотите, чтобы боль, но в то же время у него были другие вещи делать, и он был довольно решимости не допустить Милдред беспокоить его. Когда он познакомился с ней он был приятный, веселый, забавный, ласковый, он изобрел убедительными оправдания для интервала с момента последнего он видел ее, но он сделал все, он мог, чтобы избежать ее. Когда она заставила его сделать встречи он направил телеграммы с ней в последний момент поставил себя вне, и его хозяйка (за первые три месяца после его назначения ему был расходов в номерах) получили приказ сказать, что он был, когда Милдред называется. Она будет подстерегать его на улице и, зная, что она ждала его около , чтобы выйти из больницы в течение нескольких часов, он даст ей несколько очаровательных, ласковые слова и болт с под предлогом, что у него деловых кругов. Он рос очень искусны в ускользает из больницы невидимым. Однажды, когда он вернулся в свою квартиру в полночь, он увидел женщину, стоящую на площадь перила и подозревая, кто это был пошла просить дрожание вниз в Рамсден в Номера, на следующий день хозяйка сказала ему, что Милдред сидела плакала на пороге в течение нескольких часов, и она была вынуждена рассказать ей наконец, что если она не уходит, она бы послать за полицейским. "Я говорю тебе, мой мальчик", сказал Рамсден ", вы веселый и из нее. Гарри говорит, что если бы он подозревается на полсекунды она собирается сделать такой цветущие неприятность себя он видел себя проклятым, прежде чем он не имел ничего общего с ней ". Филипп думал о ней, сидя на пороге, что в течение долгих часов ночь. Он увидел ее лицо, когда она подняла глаза на тускло Хозяйка кто отпустил ее. "Интересно, что она делает сейчас". "О, она устроилась на работу куда-нибудь, слава Богу. Это держит ее занята весь день ". Последнее, что он слышал, только до конца летней сессии, в том, что Гриффитс, вежливость уступили в длину при раздражении постоянной преследования. Он сказал Милдред, что он был болен в настоящее время приставал, и она лучше взять Сама выключен и не беспокоить его. "Это было единственное, что он мог сделать", сказал Рамсден. "Было уже слишком толстый». «Это всего то?" Спросил Филипп. "Ах, он не видел ее в течение десяти дней. Вы знаете, замечательный Гарри на падение человек. Речь идет о жестких гайки он когда-либо были трещины, но он треснул все Право ". Филипп ничего не слышал от нее на все. Она исчезла в огромной анонимной массы населения Лондона.