Русская душа

Русская душа, русский дух, русский национальный дух^[1] (также загадочная русская душа) — «народный дух», стереотип из русской литературы об уникальных чертах русских в сравнении с иностранцами (как правило, с жителями западных стран).

Происхождение термина

Первым, кто употребил словосочетание «русская душа» в печати, был Виссарион Белинский — в своей рецензии на «Мертвые души» в 1842 году. Саму идею, что у целого народа может быть одна душа, придумали немецкие философы (прежде всего Иоганн Гердер и Георг Гегель). Идея «народного духа» (нем. Volksgeist) родилась как ответ на идею универсальной человеческой природы.

Философы Просвещения исходили из того, что человек, где бы он ни жил и на каком бы языке ни говорил, движим общими для всех стремлениями и страстями^[2]. Немецкие романтики рубежа XVIII—XIX веков существенно развили эту идею. Для них народ — не просто группа людей, которые волею случая выросли в одних условиях и потому чем-то похожи между собой, а коллективная личность, имеющая особый характер. И характер этот выражается прежде всего в языке и фольклоре. Именно в поисках немецкого «народного духа» братья Якоб и Вильгельм Гриммы стали составлять грамматику и словарь немецкого языка и коллекционировать сказки. Наличие у народа, в частности русского, «души» — это первоначально абстрактная философская идея, которая родилась в университетах и светских кружках. Под «народом» подразумевались прежде всего крестьяне, не «испорченные» образованием^[2].

В 1880-е годы книги Льва Толстого, Фёдора Достоевского и Ивана Тургенева начали массово переводить на европейские языки. В их книгах главенствовало не эстетическое (как на Западе), а этическое начало, удовлетворявшее не развлекательные, а нравственные потребности^[3]. Однако первоначально читать их книги могли в основном лишь чиновники и духовенство^[3]. Иван Тургенев писал, что у настоящего русского сердце от ребёнка^[4]. Фёдор Достоевский в своём дневнике писал^[5]:

«Духовность» таких произведений перешла в «душевность» и привела к появлению за границей понятия «загадочная русская душа»^[3]. Всё это оказало огромное влияние на английскую, французскую, немецкую и прочую литературу. В первой половине XX века в Великобритании (как в реальной жизни, так и в романах Вирджинии Вулф) готовность говорить о душе была верным признаком знакомства с русской литературой. В 1945 году британский издатель Ловат Диксон заявил^[2]:

Распространение

В период идеи «официальной народности» (1833—1863) происходит огосударствление идеи нации. Одним из основных средств подавления гражданского национализма стала его замена на его относительные подобия. В 1833 году, вступая в должность ми­нистра просвещения Сергей Уваров изложил триаду «Православие, самодержавие, народность», которая была призвана защитить страну от европей­ского свободомыслия и являлась антитезой другой формуле: «Свобода, равенство, братство», включавшей основные идеи Французской революции. Российские консерваторы считали их органично неприемлемыми для рус­ского народа. Главной новацией в формуле стало понятие «народность», по которому и вся доктрина стала называться «официальной народностью». По ней стала пониматься «преданность России собственным традициям и самобытному пути», который противоположен западным. Аналогичная современная концепция именуется «особый путь России». «Особый дух» русской народ­ности выражается в преданности по отношению к православию и самодержавию. Недопустима легитимация народом прав мо­нарха. Его власть от Бога, но народность мо­рально обязывает царя к любви к своему народу. Он воспринимается как отец народа, и подданные, его дети, обязуются свято его почитать^[1].

Применялись трактовки с позиции эссенциализма, утверждавшей существование набора незыблемых свойств, которые фатально присущи конкретному народу — этнической нации. С конца 1890-­х годов славянофилы в рамках своего спора с западниками активно развивали идею Уварова о наличии принципиальных и навсегда предопределённых различий русского народа и наций Запада. Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Василий Розанов и др. славя­нофилы 1890­-х годов отошли от идей своих предшественников середины XIX века, однако ими была воспринята восходящая к Гердеру немецкая мистическая идея «национального духа», ранее оказавшая сильное влияние на Уварова; впослед­ствии идея развивалась в доктрину «особого пути Германии». Поздними славянофилами активно развивались идеи особого пути России. Имеющие место, по их мнению, особенности русского национального духа, включающие терпи­мость, сердечность, душевность, великодушие, соборность, они противопоставляли обобщенному образу западного духа, которому приписывался вечный эгоизм, жадность, лживость, холодная расчётливость. Из среды поздних славянофилов вышло идеологическое течение, которое и получило название «русские националисты»^[1].

Философ Николай Бердяев в сборнике статей «Судьба России» неоднократно обращается к теме «русской души». Его воззрения на предмет основаны в первую очередь на собственных обобщённых наблюдениях, исторических примерах, а также материале русской общественной мысли (Радищев, Чаадаев и прочие) и новейшей для того времени литературной классики (Достоевский, Толстой). Согласно Бердяеву, «русская душа» «женственна», ожидает внешнего источника порядка; ввиду слабого мужского начала ей плохо даётся форма и самодисциплина; антиномична, то есть широка и размашиста, всё доводит до противоположных крайностей, плохо чувствует меру; связана с «бескрайними просторами России»; религиозна, стремится к возвышенному; даже отвергая Бога и идеалы, действует с особой истовостью и духовным напряжением^[6].

За прошедшую сотню лет, несмотря на большое количество литературы на данную тему, развитие идей в сравнении с идеями Бердяева, наблюдается лишь незначительное. Большинство авторов, которые пишут на темы «русского характера», настроены в почвенническом, державно-патриотическом ключе и обращаются бердяевскому пункту о религиозности и возвышенности, противопоставляя его «бездуховности» Запада. Либерально-западнические авторы меньше ориентированы на эту тему и обычно развивают идеи «традиционализма», «домодерности», «покорности», «рабства», то есть социологизируют пункт Бердяева о «женственности» и пассивности. Склонность к крайностям приписывается русской душе многими авторами, но они, как правило, не выходят за рамки объяснения, связанного с «бескрайними просторами»^[6].

В СССР термин стал использоваться реже, но начиная с периода Перестройки получил широкое распространение. Им объясняют аспекты российской жизни, вызывающие удивление иностранцев; противоречия между сверхдержавностью государства и бытовой необустроенностью его граждан. Понятие стало журналистским штампом, восхваляющим исключительность страны и народа^[7]. Схожее понятие — «особый путь России»^[2].

В книге «Ключевые идеи русской языковой картины мира» (2005), написанной линвистами Анной А. Зализняк, И. Б. Левонтиной и А. Д. Шмелёвым, говорится: «Целый ряд слов отражает пресловутую „задушевность“ русского человека»; «Русский человек болезненно реагирует, когда ему кажется, что его попрекают»; «Сама потребность „русской души“ в размахе требует простора»; «Склонность к жалости осознаётся как специфически русская черта» и др. Около сорока раз в кавычках и без кавычек в тексте и заголовках приведены мифологемы «национальный характер», «национальная ментальность», «русское видение мира», «русское мироощущение», «русская душа» в качестве синонимов словосочетания «русская языковая картина мира»^[8].

См. также

	В Викисловаре есть статья «русская душа»

• Русский менталитет
• Русская идея
• Умом Россию не понять
• Дух Ямато — схожее понятие в японской культуре

Примечания

Литература

на русском языке

• Зализняк Анна А., Левонтина И. Б., Шмелёв А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. — М.: Языки славянской культуры, 2005. — 544 с.
• Луков Вл. А. Загадочная русская душа // Знание. Понимание. Умение. — 2008. — № 4.
• Майданова Л. М., Чепкина Э. В. Стереотип «Загадочная русская душа»: от журналистского штампа к художественной загадке // Стереотипность и творчество. Межвузовский сборник научных трудов / Под редакцией М. П. Котюровой; Пермский государственный университет. — Пермь, 2010. — С. 181—189.
• Паин Э. А. Современный русский национализм: динамика политической роли и содержания // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. — 2016. — № 1—2 (122). — С. 126—139. — doi:10.24411/2070-5107-2016-00010.
• Прожилов А. В. Национальный характер или этнический стереотип. К вопросу о терминах и мифологемах // Вестник Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова. — 2014. — № 7.
• Розов Н. С. Российский менталитет: наиболее конструктивные концепции и их критика // Мир России. Социология. Этнология. — 2011. — № 2. — С. 100—112.
• Смирнов П. И. Особенности развития России и «загадочная русская душа»: осмысление проблемы взаимосвязи // Credo new. — 2015. — № 3. — С. 9.

на других языках

• Apresjan, Valentina (2009). "The Myth of the "Russian Soul" Through the Mirror of Language". Folklorica (англ.). 14. doi:10.17161/folklorica.v14i0.3818. ISSN 1920-0242.
• Williams, Robert C. (1970). "The Russian Soul: A Study in European Thought and Non-European Nationalism". Journal of the History of Ideas. 31 (4): 573—588. doi:10.2307/2708261. JSTOR 2708261.

Эта страница в последний раз была отредактирована 9 марта 2024 в 21:32.